Неточные совпадения
Сзади процессии следовала Пфейферша, без кринолина; с одной стороны ее конвоировала Аксиньюшка, с другой — знаменитый юродивый Парамоша, заменивший в
любви глуповцев не менее знаменитого Архипушку, который сгорел таким трагическим образом в
общий пожар (см.
Для Константина народ был только главный участник в
общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную
любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в
общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в
общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Константин Левин чувствовал, что ему остается только покориться или признаться в недостатке
любви к
общему делу. И это его оскорбило и огорчило.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство
любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое
общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Чем больше он узнавал брата, тем более замечал, что и Сергей Иванович и многие другие деятели для
общего блага не сердцем были приведены к этой
любви к
общему благу, но умом рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим.
Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и
любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но
общее выражение ускользает от меня.
«Да не это ли — тайная цель всякого и всякой: найти в своем друге неизменную физиономию покоя, вечное и ровное течение чувства? Ведь это норма
любви, и чуть что отступает от нее, изменяется, охлаждается — мы страдаем: стало быть, мой идеал —
общий идеал? — думал он. — Не есть ли это венец выработанности, выяснения взаимных отношений обоих полов?»
У него сознание это происходит не из свободного стремления содействовать
общему благу и проистекающего от того чувства
любви и благодарности к той власти, которая несет на себе заботы об этом благе.
Великий царь, стыдливость наблюдая
Обычную, могла бы я, конечно,
Незнанием отговориться; но
Желание служить для пользы
общейСтыдливостью пожертвовать велит.
Из юношей цветущих, берендеев,
Известных мне, один лишь только может
Внушить
любовь девице, сердце жен
Поколебать, хотя бы наша верность
Крепка была, как сталь, — и это Лель.
Слово сестра выражало все сознанное в нашей симпатии; оно мне бесконечно нравилось и теперь нравится, употребляемое не как предел, а, напротив, как смешение их, в нем соединены дружба,
любовь, кровная связь,
общее предание, родная обстановка, привычная неразрывность.
Я торопился оторваться от маленькой кучки людей, тесно сжившихся, близко подошедших друг к другу, связанных глубокой
любовью и
общим горем.
В каждом воспоминании того времени, отдельном и
общем, везде на первом плане он с своими отроческими чертами, с своей
любовью ко мне.
Перед собеседниками воочию восстановлялся прежний, тихий Малиновец, где всем было хорошо, всего довольно и все были связаны
общим желанием мира и
любви.
Любовь всегда относится к единичному, а не к
общему.
Тема свободы
любви у Чернышевского ничего
общего не имела с темой «оправдания плоти», которая у нас играла роль не у нигилистов и революционеров, а в утонченных и эстетизирующих течениях начала XX в.
Любовь голубя к голубке и
общая их нежность к детям признаны всем народом русским и засвидетельствованы его песнями и поговорками: авторитет убедительный и неопровержимый.
Весьма понятно, что там, где совокупление происходит на токах, на
общих сборищах, — ни самцы, ни самки не могут питать личной взаимной
любви: они не знают друг друга; сегодня самец совокупляется с одною самкой, а завтра с другою, как случится и как придется; точно так же и самка.
Надобно прибавить еще одну
общую черту к голубиной характеристике: все изъявления их чувств до такой степени мягки, кротки и робки, что даже
любовь к детям, при угрожающей им очевидной опасности, не оказывается никакими стремительными, смелыми порывами.
Муж и жена в обществе суть два гражданина, делающие договор, в законе утвержденный, которым обещеваются прежде всего на взаимное чувств услаждение (да не дерзнет здесь никто оспорить первейшего закона сожития и основания брачного союза, начало
любви непорочнейшия и твердый камень основания супружнего согласия), обещеваются жить вместе,
общее иметь стяжание, возращать плоды своея горячности и, дабы жить мирно, друг друга не уязвлять.
Но да не падет на нас таковая укоризна. С младенчества нашего возненавидев ласкательство, мы соблюли сердце наше от ядовитой его сладости, даже до сего дня; и ныне новый опыт в
любви нашей к вам и преданности явен да будет. Мы уничтожаем ныне сравнение царедворского служения с военным и гражданским. Истребися на памяти обыкновение, во стыд наш толико лет существовавшее. Истинные заслуги и достоинства, рачение о пользе
общей да получают награду в трудах своих и едины да отличаются.
Но если власть не на тумане мнений восседает, если престол ее на искренности и истинной
любви общего блага возник, — не утвердится ли паче, когда основание его будет явно; не возлюбится ли любящий искренно?
В Лире действительно сильная натура, и
общее раболепство пред ним только развивает ее односторонним образом — не на великие дела
любви и
общей пользы, а единственно на удовлетворение собственных, личных прихотей.
Общий взгляд Максима Федотыча на жизнь не мог не отразиться, наперекор его
любви, и на развитии дочери.
— Когда она прекратится — никто тебе не скажет. Может быть, тогда, когда осуществятся прекрасные утопии социалистов и анархистов, когда земля станет
общей и ничьей, когда
любовь будет абсолютно свободна и подчинена только своим неограниченным желаниям, а человечество сольется в одну счастливую семью, где пропадет различие между твоим и моим, и наступит рай на земле, и человек опять станет нагим, блаженным и безгрешным. Вот разве тогда…
Едва мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу
общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною
любовью.
Из обращения Тейтча к германскому парламенту мы узнали, во-первых, что человек этот имеет
общее a tous les coeurs bien nes [всем благородным сердцам (франц.)] свойство любить свое отечество, которым он почитает не Германию и даже не отторгнутые ею, вследствие последней войны, провинции, а Францию; во-вторых, что, сильный этою
любовью, он сомневается в правильности присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии, потому что с разумными существами (каковыми признаются эльзас-лотарингцы) нельзя обращаться как с неразумными, бессловесными вещами, или, говоря другими словами, потому что нельзя разумного человека заставить переменить отечество так же легко, как он меняет белье; а в-третьих, что, по всем этим соображениям, он находит справедливым, чтобы совершившийся факт присоединения был подтвержден спросом населения присоединенных стран, действительно ли этот факт соответствует его желаниям.
Она любила его, и при свете своей
любви ей открывалось божественное его души,
общее всем людям, но она видела в этом
общем всем людям начале жизни его ему одному свойственную доброту, нежность, высоту.
— Дядюшка твердит, что я должен быть благодарен Наденьке, — продолжал он, — за что? чем ознаменована эта
любовь? всё пошлости, всё
общие места. Было ли какое-нибудь явление, которое бы выходило из обыкновенного круга ежедневных дрязгов? Видно ли было в этой
любви сколько-нибудь героизма и самоотвержения? Нет, она все почти делала с ведома матери! отступила ли для меня хоть раз от условий света, от долга? — никогда! И это
любовь!!! Девушка — и не умела влить поэзии в это чувство!
Ему противно было слушать, как дядя, разбирая
любовь его, просто, по
общим и одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое, по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди, розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что вот, думал, малый заленится, замотается, придет к нему за деньгами, сядет на шею.
Скоро Александр перестал говорить и о высоких страданиях и о непонятой и неоцененной
любви. Он перешел к более
общей теме. Он жаловался на скуку жизни, пустоту души, на томительную тоску.
— Да; но вы не дали мне обмануться: я бы видел в измене Наденьки несчастную случайность и ожидал бы до тех пор, когда уж не нужно было бы
любви, а вы сейчас подоспели с теорией и показали мне, что это
общий порядок, — и я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к жизни и состарелся душой. Дружбу вы отвергали, называли и ее привычкой; называли себя, и то, вероятно, шутя, лучшим моим другом, потому разве, что успели доказать, что дружбы нет.
— Напротив, я знаю, что ты женщина богатая, так как занимаешься ростовщичеством, — возразил камергер. — Но я
любовь всегда понимал не по-вашему, по-ростовщически, а полагал, что раз мужчина с женщиной сошлись, у них все должно быть
общее: думы, чувства, состояние… Вы говорите, что живете своим трудом (уж изменил камергер ты на вы), прекрасно-с; тогда расскажите мне ваши средства, ваши дела, все ваши намерения, и я буду работать вместе с вами.
Совершается это и будет совершаться дотоле, пока человечество не проникнется чувством
любви и не сольется в
общей гармонии.
— Очень хорошо помню, и вот этот долг! — сказал Феодосий Гаврилыч и, вынув из бокового кармана своего чепана заранее приготовленную тысячу, подал ее Янгуржееву, который после того, поклонившись всем
общим поклоном и проговорив на французском языке вроде того, что он желает всем счастья в
любви и картах, пошел из комнаты.
Вообще gnadige Frau с самой проповеди отца Василия, которую он сказал на свадьбе Егора Егорыча, потом, помня, как он приятно и стройно пел под ее игру на фортепьяно после их трапезы
любви масонские песни, и, наконец, побеседовав с ним неоднократно о догматах их
общего учения, стала питать большое уважение к этому русскому попу.
Сильно подействовали на толпу слова Серебряного. Проняла мужественная речь не одно зачерствелое сердце, не в одной косматой груди расшевелила
любовь к родине. Старые разбойники кивнули головой, молодые взглянули друг на друга. Громкие восклицания вырвались из
общего говора.
Иоанну не нравилось удаление его от
общих молитв и
общего веселья; но он, зная о неудачном похищении боярыни, приписывал поведение Вяземского мучениям
любви и был к нему снисходителен.
О страстной
любви к нему этой барышни говорил спокойно и утвердительно, и, несмотря уже на
общую нелепость рассказа, так дико было слышать такую романическую историю о влюбленной девице от человека под пятьдесят лет, с такой унылой, огорченной и уродливой физиономией.
Мы все христиане, не только исповедуем
любовь друг к другу, но действительно живем одной
общей жизнью, одними ударами бьется пульс нашей жизни, мы помогаем друг другу, учимся друг у друга, всё больше и больше, ко взаимной радости, любовно сближаемся друг с другом!
Мнение это совершенно ошибочно. Христианское учение и учение позитивистов, коммунистов и всех проповедников всемирного братства людей, основанное на выгодности этого братства, не имеют ничего
общего между собой и отличаются друг от друга в особенности тем, что учение христианское имеет твердые, ясные основы в душе человеческой; учение же
любви к человечеству есть только теоретический вывод по аналогии.
Мы все знаем и не можем не знать, если бы даже мы никогда и не слыхали и не читали ясно выраженной этой мысли и никогда сами не выражали ее, мы, всосав это носящееся в христианском воздухе сознание, — все, всем сердцем знаем и не можем не знать ту основную истину христианского учения, ту, что мы все сыны одного отца, все, где бы мы ни жили и на каком бы языке ни говорили, — все братья и подлежим только одному закону
любви,
общим отцом нашим вложенному в наши сердца.
Так что, осуждая и казня человека-то, всё-таки надо бы не забывать, что, как доказано, в делах своих он не волен, а как ему назначено судьбою, так и живёт, и что надобно объяснить ему ошибку жизни в её корне, а также всю невыгоду такой жизни, и доказывать бы это внушительно, с
любовью, знаете, без обид, по чувству братства, — это будет к
общей пользе всех.
Ступай в стан князя Пожарского, ополчись оружием земным против
общего врага нашего и, если господь не благоволит украсить чело твое венцом мученика, то по окончании брани возвратись в обитель нашу для принятия ангельского образа и служения господу не с оружием в руках, но в духе кротости, смирения и
любви.
Что ж, по-вашему, лучше, как у нас: чиноначалие и безурядица? И притом, разве все эти фразы, от которых так много пьянеет молодых голов: презренная буржуазия, souverainite du peuple, право на работу, — разве они тоже не
общие места? А что до
любви, неразлучной с ненавистью.
— Сядьте и вы, Григорий Михайлыч, — сказала она Литвинову, который стоял, как потерянный, у двери. — Я очень рада, что еще раз вижусь с вами. Я сообщила тетушке ваше решение, наше
общее решение, она вполне его разделяет и одобряет… Без взаимной
любви не может быть счастья, одного взаимного уважения недостаточно (при слове"уважение"Литвинов невольно потупился) и лучше расстаться прежде, чем раскаиваться потом. Не правда ли, тетя?
— Папаша! — тоскливо воскликнула
Любовь. — Но ведь в книгах и газетах защищают
общие интересы, всех людей.
— Так тогда какой же резон делать
общее несчастье! Ведь если, положим, вы любите какое-нибудь А и это А взаимно любит вас, хотя оно там прежде любило какое-то Б. Ну-с, теперь, если вы знаете, что это А своего Б больше не любит, то зачем же вам отказываться от его
любви и не любить его самой. Уж ведь все равно не отошлете его обратно, куда его не тянет. Простой расчет: пусть лучше двое любят друг друга, чем трое разойдутся.
«Нечего сказать, — проговорила она сама с собой: — судьба меня балует: в
любви сошлась с человеком, с которым ничего не имела
общего, а в политическом стремлении наскочила на мошенника, — умница я великая, должно быть!» Но как бы затем, чтобы рассеять в Елене эти мучительные мысли, к ней подбежал Коля, веселенький, хорошенький, и начал ласкаться.
— Я не сомневался в этом, — сказал Сурской, пожав руку Рославлеву. — Да, мой друг! всякая частная
любовь должна умолкнуть перед этой
общей и священной
любовью к отечеству!
В темной аллее ее лица совсем не было видно… Я вспоминал свое первое впечатление: холодный взгляд, повелительный и пытливый, выражение лица неприятное, властное и сухое… Потом мелькнуло другое выражение: женственное и трогательное, потом все спуталось в
общем безличном обаянии женской близости, — близости
любви и драмы… Я уже не различал, моя эта драма или чужая… Мне начало казаться, что со мной идет другая, та, что на Волге…